Археологические данные говорят о том, что в те времена кочевники отсекали и кисти рук врагов — возможно, их прикрепляли на конскую упряжь, как и нанизанные на кожаный ремешок верхние челюсти поверженного врага. И объясняется это вовсе не особой жестокостью и извращенной психикой, а особыми религиозными верованиями, которые оправдывали и заставляли творить этот «варварский» ритуал. 

Рис. 22. Реконструкция внешнего вида коня из Первого Пазырыкского кургана. На нем маска из толстого войлока, обшитого кожей (а). Маска представляет собой сцену борьбы тигра и мифологического существа — тигриного грифона (б). Этот мифический небесный зверь имеет туловище (в) и морду тигра (г), рога антилопы (д), гриву коня (е), перья и крылья птицы (ж). Тигр как бы вздыбился — его голова располагается на лбу лошади, передние лапы помещены над глазами (з), а задние проходят по верхней губе и под ноздрями коня (и). Изображение выложено листовым золотом с прорисованными поверх него черными полосками. Грифон занимает верхнюю часть маски и её нащечные лопасти. Его голова и шея, покрытая пестрыми птичьими перьями (к), объемно выполнены из толстого войлока и размещены меж ушей коня. Щетинистая грива сделана из красного конского волоса. Рога увенчаны позолоченными шариками (л) и украшены колечками драгоценного металла (м). К лопаткам прикреплены поднятые вверх крылья. Туловище сшито из цветной кожи со вставками листового золота и олова. Передними лапами (н) существо обхватило шею тигра, который вцепился, в свою очередь, зубами в его грудь и когтями в корпус чуть ниже лопаток. Нижняя часть тела грифона завернута, в соответствии с канонами «звериного стиля», в кольцо так, что лапы его упираются в живот (о). Грива коня с обеих сторон обшита пластинами войлока, превратившись в плотную, вертикально стоящую стенку, на которую надевался нагривник в виде чехла (п), обтянутого кожей и отороченного бахромой из красного конского волоса. На боковых поверхностях нагривника расположены четыре петуха с позолоченными головами (р). Хвост лошади упакован в кожаный, в виде трубки, прорезной чехол (с). Седло по бокам украшено свисающими фигурами рыб (т). Они вырезаны из толстой кожи, к их плавникам привязаны кусочки бахромы из красного конского волоса. На войлочной подушке седла помещены кожаные аппликации тигра, терзающего лося (у). Ремни нагрудника и узды украшены на перекрестьях позолоченными скульптурными фигурками горного козла, выполненными из трёхслойной кожи (ф). На груди коня красуется изображение орлиного грифона с раскинутыми вдоль ремней крыльями (х). Не ясно, был ли этот убор лошади исключительно церемониальным и сшитым для погребальных нужд, или все же скакали по горным пастбищам нарядные всадники на украшенных подобным образом животных. Некоторые маски на головах породистых тонконогих пазырыкских скакунов были снабжены огромными, сшитыми в натуральную величину из толстой кожи, рогами оленя с пучками крашеного конского волоса на отростках, либо вырезанными из дерева и покрытыми золотой фольгой рогами горного козла. В древности в воинской среде целесообразность часто приносилась в жертву символу и колдовской мощи амулета. И личная воинская магия касалась не только человека. Хорошо известно, например, что боевая раскраска наносилась и на воинов, и на их коней. Быть может, и этот наряд, который мистически изменял животных, имел особое,  принятое и понятное в воинской среде, магическое значение, оккультный смысл которого восходил еще к убранству упряжек лошадей колесничих бронзового века. Ранний железный век. Первый Пазырыкский курган. Горный Алтай.
	Рис. 23. Погребали умерших пазырыкцы в глубоких ямах, на дно которых ставился деревянный сруб —своего рода дом почившего. Отдавая ушедшему частичку привычной для него земной обители, строители нередко использовали при его возведении венцы бревен настоящих жилищ. Внутри сруба воссоздавался привычный интерьер жилища или, во всяком случае, его подобие. Пол и стены склепа застилались войлоком или, если хоронили знатного воина, дорогими коврами. Умершего, одетого в войлочные сапоги-чулки с кожаными галошами, шубу и войлочный колпак,  укладывали на правый бок в позе спящего. За его спиной помещали лук и стрелы, у пояса — чекан и кинжал. На шею надевали покрытую золотой фольгой гривну. В рядовых погребениях и погребениях средней знати в головах ставилось походное деревянное блюдо-столик с короткими ножками, на нем лежал кусок мяса с воткнутым в него ножом.
Тут же стояло несколько сосудов — деревянный, глиняный и роговой. Вероятно, этот непременный набор был связан с мифологическим сценарием загробного странствия, когда умершему, чтобы достичь конечной цели, требуются ёмкости из разных материалов. Впрочем, мы никогда достоверно не узнаем сути всех предполагавшихся посмертных приключений. За перегородкой, будто у стенки настоящего дома, лежали мертвые кони, число которых в могилах знатных воинов и вождей могло достигать нескольких десятков. Рядовым же воинам полагалось лишь по одной—две лошади. Сруб закрывался бревнами и засыпался камнями и щебнем. У знатных пазырыкцев таких перекрытий могло быть несколько, а в яму, кроме лошадей, иногда укладывались каркасы переносных разборных жилищ и даже повозки. Сверху над могилой возводилось каменное сооружение, которое с течением времени превращалось в обычную насыпь.

Согласно преданиям, амазонки — женщины-воительницы древности — сеяли ужас и смерть на античных поля сражений. Сам Геракл, величайший герой Древней Греции совершил свой девятый подвиг, добыв пояс Ипполиты, царицы амазонок. Раскопки древних погребений, в том числе и на алтайском плато Укок, показали, что в древних мифах истины гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Прекрасная половина пазырыкского населения имела в своем распоряжении тот же арсенал, что и мужчины: лук со стрелами, кинжал и даже чекан. Одежда у алтайских амазонок была мужская, хотя само оружие, как и следовало ожидать, было изящнее. Кроме того, оно богаче украшено яркой воинственной символикой «звериного стиля». Женщины всегда остаются женщинами. Даже на поле боя.

Археологи, исследуя алтайские курганы, неоднократно находили детские погребальные камеры, причём размеры их насыпей порой не уступали «взрослым». В детских погребениях было обнаружено оружие малых размеров: луки, стрелы, чеканы, кинжалы.

В те незапамятные времена, когда по извилистым тропам Алтая пробирались пазырыкские воины, в сибирской тайге проживали угры и самодийцы — предки ныне здравствующих хантов, манси, селькупов. На южных опушках великого леса и на поросших колками просторах лесостепи встречались они с кочевниками, испытывая на себе мощное духовное влияние кочевого мира. Отражалось это влияние и в традиционных верованиях. Несомненно, что именно здесь хранятся ключи ко многим тайнам ушедших времён.

Представители этих народов до недавнего времени были убеждены в том, что с каждым новорожденным возвращается в мир душа кого-либо из умерших. После специального ритуала, призванного определить, кто же из предков вернулся, младенцу присваивали имя покойного с возложением на него всех прав, а со временем и обязанностей некогда ушедшего. Даже дети умершего считались теперь детьми новорожденного. 

Задача окружающих состояла в том, чтобы помочь новорожденному вспомнить свое прошлое. Поэтому с самого раннего возраста детям готовили комплект такой же, как у взрослых, одежды и снабжали снаряжением, положенным взрослым охотникам и воинам, но в уменьшенной копии.

Может быть, и юные пазырыкцы точно так же получали свои чеканы, акинаки, боевые пояса и луки со стрелами? И если умирали в младенчестве, то уходили в загробную жизнь в сопровождении того же ритуального набора вещей, что и их взрослые соплеменники. Конечно, это всего лишь предположение. Определенно же можно сказать одно — кочевники воспитывали подрастающее поколение в духе силы, воинской доблести и готовности к борьбе за жизнь, семью и родные горы.

Когда наступало время зрелости, юноши должны были с оружием в руках показать свою силу. Проходя через ряд жестоких обрядовых испытаний, вводивших их в мир духовных ценностей коллектива, они переживали магическое перерождение, в корне менявшее их психологическую сущность, — в этих испытаниях они получали доступ к знаниям и техникам, позволявшим преодолевать страх, входить в состояние боевого исступления и вести себя в сражении так же, как ведет себя хищный зверь на охоте — агрессивно, азартно, жестоко и неукротимо, не чувствуя ни боли, ни усталости. Магическим знаком этого превращения служили татуировки мифологических животных на теле. И подобно тому, как фигурки хищных зверей наделяли смертоносной силой оружие, татуировки давали бойцу звериную мощь и яростный пыл в сражении. Вероятно, небольшое число акинаков и чеканов, украшенных в «зверином стиле», связано не только с трудностями их изготовления и имущественным рангом владельца. Не каждый мог достичь такого боевого транса, в который входили, например, легендарные скандинавские берсерки — знаменитые «безумцы» средневековых побоищ. Особое оружие полагалось только тем, кто мог с ним совладать и надлежащим образом направить его магическую мощь. Берсерки не пользовались доспехами. Думается, что и многие пазырыкские воины не скрывали от глаз врага некоторые свои рисунки на теле, которые были знаками сверхбойца.

Берсерки (бер — медведь, серк — одевать) — в литературе: воины в медвежьих шкурах. Шли в бой в одних рубахах без лат, их состояние боевого безумия начиналось с того, что воин начинал грызть зубами край своего щита. Чтобы стать таким бойцом, мало было личной храбрости, надо было преобразить свою человеческую сущность и войти в состояние исступленного боевого восторга, экстаза, рвущегося из самых глубин существа. «Они шли без лат, дикие как собаки или волки. Они впивались зубами в свои щиты и были сильны как медведи и быки. Они убивали людей, и всё, даже железо и сталь, были бессильны перед ними. Это называлось ярость берсерков», — так говорится о подобных воителях в скандинавском эпосе (Инглингасаге).

Оружие, украшенное звериными образами, было особенным и «живым». Подобно тому, как «живыми» были в представлениях сибирских аборигенов и шаманский бубен, и подвески на шаманском костюме, и вещь, изображающая животное, и вообще необычной формы предметы, особенно напоминающие людей и зверей. В представлениях аборигенного населения Сибири такие «живые» предметы — могучие фетиши. Они сами выбирают себе нового хозяина и заставляют его принять их. Они не теряются, а уходят сами. Известны факты таинственных, нередко кровавых, ритуалов, которые совершались, чтобы оживить оружие (вдохнуть в него душу), наделить его особой волшебной силой. Определенным указанием на то, что в эпоху раннего железного века существовало «живое», одушевленное оружие, может служить свидетельство Геродота о том, что военное божество скифов имело форму меча, и скифы поклонялись ему. То есть это оружие само было вместилищем сверхестественных сил. Конечно же, на роль такого вместилища претендуют не рядовые клинки, а, надо полагать, особым образом оформленные. Этим, видимо, объясняется то, что настоящие боевые кинжалы, выполненные в зверином стиле, за исключением небольших моделей, известны в Сибири в числе случайных находок. Они не встречены в погребениях, куда их, вероятно, нельзя было класть. Они жили вечно, меняя хозяина. Их можно было потерять, оставить на святилище, спрятать, но никак не похоронить с владельцем, ведь в таком случае они становились смертельно опасными для живых. Далёким отзвуком тех представлений и мистических ритуалов оживления оружия, некогда совершённых глубокими ночами в таинственных и жутких местах, стали легенды самых разных народов Европы и Азии о заклятых мечах-кладенцах, которые по руке лишь избранным героям, и волшебным клинком которых можно было одолеть любого врага.

	Рис. 24. Такими татуированными рисунками было покрыто тело пазырыкского вождя. По С. И. Руденко.
	Рис. 25. Могильник Туэкта. Остатки насыпи «царского» кургана. Пазырыкская культура.
	Рис. 26. Фляжка, сшитая из двух лоскутов кожи. На ее плоской поверхности с двух сторон нашиты фигуры грифов, схвативших когтями тетеревов. По окружности прикреплены кожаные ромбы. В этой фляге хранились зёрна конопли. Согласно сведениям Геродота, скифы кидали зерна конопли на раскаленные камни, вдыхали наркотический дым и «громко ликовали». Ранний железный век. Второй Пазырыкский курган. Горный Алтай. Реконструкция по материалам раскопок С. И. Руденко
	Рис. 27. Так мог выглядеть один из военных предводителей пазырыкской культуры. Он облачен  в головной убор (а), украшенный аппликацией листового золота (б), вырезанными из дерева позолоченными фигурками животных (в) и увенчанный головой орлиного грифона (г), который держит в клюве голову копытного. Корпус защищен латами, которые представляют собой кирасу (д), собранную из прямоугольных медных пластин, связанных между собой ремешками в уголках по принципу, хорошо известному в китайской оружейной традиции. Руки до локтей закрыты наборными оплечьями (е), которые видны под матерчатыми лопастями с аппликациями в зверином стиле из золотой фольги (ж). На плечи наброшена шуба (з). Вооружение воина состоит из лука скифского типа (и), горита со стрелами (к), кинжала с головками грифонов (л) в окрашенных ножнах (м), прикрепленных к ноге, чекана (н) у пояса, большого квадратного щита (о), собранного из раскрашенных жердочек, стянутых между собой кожей. Шею закрывает массивная позолоченная гривна (п), выполненная в зверином стиле, на талии — широкий боевой пояс (р), составленный из накладок с изображением зверей. Эти предметы являются не только магическим, но и вполне реальным защитным средством. Вместе с головным убором они являются знаком высокого социального ранга. V—III вв. до н. э. Реконструкция по материалам археологических раскопок в урочищах Пазырык, Уландрык, долине р. Ак-Алаха.

Вероятно, первые татуировки наносились, когда юноша выдерживал экзамен на зрелость. Это был знак родовой принадлежности, оберег. В дальнейшем количество татуировок увеличивалось. Они, как награды за боевые заслуги, покрывали руки и плечи воителей. Возможно, что рисунки на коже имели еще и прикладное значение: известно, например, что многие народы Сибири наносили на тело надрезы и рисунки, чтобы исцелиться от недугов — как бы призывая в помощь небесные силы. Это приносило иногда положительный результат, чему есть и современное объяснение. Подобные надрезы и рисунки-татуировки есть не что иное, как воздействие на вполне определенные нервные окончания, своеобразное иглоукалывание.

Пазырыкцы успешно противостояли вторжениям больших отрядов противника, рассеивая их, но они оказались бессильны перед постепенным, настойчивым внедрением в горы Алтая групп переселенцев, вышедших откуда-то из глубин Центральной Азии. Пришельцы занимали горные долины медленно, но верно, вытесняя пазырыкских всадников в высокогорье — к самым небесным кручам.

И хотя по историческим меркам пазырыкская куль тура просуществовала недолго, она осталась одной из самых ярких культур раннего железного века.

В основной своей массе пазырыкские воины не использовали доспехи. Во всяком случае, надёжных свидетельств массового применения защитного вооружения у населения Горного Алтая пока не обнаружено. Впрочем, мы вполне допускаем мысль, что оно все же могло делаться из самых доступных органических, но недолговечных материалов - плотного войлока и очень жёсткой лиственничной древесины. На это указывает блестящее мастерство деревообработки и катания различных разносортных войлоков, которые демонстрируют нам материалы «замёрзших» курганов. Также говорят об этом находки реальных деревянных поножей и старинная традиция эффективно защищать свое тело специальными доспехами, изготовленными из многослойных войлочных полотнищ, которая сохранилась у кочевников Центральной Азии вплоть до этнографической современности. Впрочем, учитывая развитие обменных и торговых отношений с населением древнейших очагов культуры Центральной, Средней Азии и Китая, мы не вправе отрицать, что наряду с прочими товарами к верхушке пазырыкского общества могли попадать металлические доспехи, особенно из такого развитого района культуры оружейного производства, каковым являлся в те времена Китай.

Для воссоздания облика горно-алтайского вождя эпохи раннего железного века были использованы материалы «царских» курганов пазырыкской культуры. Судя по находкам, сделанным в мерзлотных курганах плато Укок, штаны и головные уборы у местного населения были красного цвета. На нашей реконструкции они синие. Дело в том, что на шубе пазырыкца из могильника Верх-Кальджин ярко выделяются синяя окантовка подола, рукавов и круглые пушистые «мишени» синего цвета, к которым крепились пучки окрашенных волос. Синего цвета и костюм у всадника перед божеством со знаменитого пазырыкского ковра. Можно предположить что этот цвет в убранстве воинских костюмов с выраженной птичьей символикой ассоциировался с небом и мог считаться принадлежностью представителей высшей знати. Погребённые на плато Укок пазырыкцы являлись знатью среднего звена, которой позволялось использование такой цветовой гаммы только в небольшом количестве как знака, указующего на родство с главным домом. Разумеется, это не более, чем предположения, но исторические параллели статусного использования цветовой символики в соответствии с социальным положением можно найти среди материалов Китая и античного мира Среди материалов пазырыкской культуры известно использование золотых лент — накладок на штаны, которые делали  полосатыми. Надо полагать, что такая одежда была исключительно церемониальной. В повседневной реальности подобные штаны могли быть сшиты из простых чередующихся полос ткани.

«Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья». Автор: Александр Соловьев (кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института археологии и этнографии СОРАН); научный редактор: академик В.И. Молодин; художник: М.А. Лобырев. Новосибирск, 2003 г.