Если от алтайских предгорий двигаться на север, куда стремятся воды всех великих сибирских рек, оставив позади степную Кулунду и Барабинскую лесостепь с её болотами и озерами, то очень скоро все чаще встречающиеся густые колки сольются в сплошную стену знаменитой сибирской тайги, уходящую почти на тысячу километров к студёному океану. Мощный подлесок здесь тесно оплетает стволы берёз, все ближе подступают болота, оставляя сухие места лишь на крутых останцах, островах, да вдоль русел рек. Участки чахлой растительности перемежаются с массивами хвойного леса. Высокий кочкарник пружинит под ногами, путь перерезают глухие промоины, затянутые ржавой водой, и замшелые завалы. Впереди  Васюганье — крупнейшая в Евразии болотная система. Дальше пути нет, только на лодке по извилистым таёжным речкам, либо, когда выпадет снег, по зимнику — узенькой дорожке, пробитой санями. В этих местах в густом кустарнике можно увидеть заблудившуюся полярную сову, а на полосе влажной береговой глины — следы бобра, выдры, северного оленя или глубокий отпечаток пятки бурого медведя.

В тайге очень много болот и густая речная сеть. Ширина междуречий обычно не достигает и 12-ти километров, а местами они гораздо меньше (не более 5—6-ти километров). Реки медленно текут в просторных поймах, образуя причудливый орнамент и порой почти замыкая полные кольца.

Паводки здесь столь обильны, что на главных реках возникает даже встречное течение. Вода таёжных рек затопляет окрестности, иногда (например, в бассейне реки Васюган) позволяя свободно переезжать на лодках через водоразделы.  Широкие поймы почти полностью скрываются под водой. Спокойное прежде течение становится быстрым и бурным, забивая русла «заломами» упавших деревьев. Эти естественные баррикады иногда напоминают рукотворную плотину, по которой свободно можно пройти с одного берега на другой.

Сюда, на историческую родину, к своим кумирам, капищам и замшелым бревенчатым стенам городков, разбросанных на узких речных протоках, стали возвращаться из долгих походов в «полуденные страны» потомки мигрантов, некогда ушедшие отсюда в поисках лучей жизни. Они несли с собой многочисленные трофеи и новые знания, почерпнутые в общении с южными культура Конечно, не все кулайцы под нажимом грозных полчищ хуннского союза вернулись назад. Кто-то закрепился на обжитых местах Верхнего Приобья. На какое-то время обезлюдела лесостепь. Ушли на запад вместе с хуннскими полчищами саргатские всадники. Переждав грозу, сюда вновь выдвинулись предприимчивые племена лесного Прииртышья. С ослаблением внешней военной угрозы военно-политический союз кулайских племен распался — распалась и некогда единая общность. И когда на границах леса замелькали тюркоязычные всадники, они имели дело с населением уже трёх новых археологических культур — верхнеобской, релкинской в Среднем Приобье и потчевашской в Прииртышье. Их объединяли общие таёжные корни, во многом схожая среда обитания и близкий круг основных занятий. Тем не менее, это были уже разные племена, отличавшиеся даже наречием. Хотя исследователи определяют языковую принадлежность этих культурных образований неоднозначно (угорская, самодийская, угро-самодийская), для нас это уже не столь важно, ибо, как показывают работы этнографов, у народов, даже не связанных между собой исторически и относящихся к разным языковым группам, но живущих в одних природных условиях, возникает больше сходства друг с другом, чем у отдалённых групп одного и того же этноса. Это означает, что в военной сфере культурные различия у релкинцев, пот-чевашцев и некоторых групп верхнеобцев, населявших глубины ленточных боров, не играли определяющей роли. Все они внесли свой вклад в копилку боевого опыта таёжных воинств.

	Рис.   1. Один из малых притоков Оби. Рис. 2. Шелаб (крылатый медведь) - злой дух таежного пантеона. МАЭС ТГУ.
	Рис. 3. Бронзовое изображение Мир-сусне-хума — популярного божества обских угров. Он сидит, положив одну руку на гриву лошади, другую на её круп, в позе, обычной для отдыхающего кочевника. Небесный всадник словно только что выиграл состязание со своими братьями, которое дало ему право на управление людьми. В эпоху средневековья облик божества приобретает воинственные черты. У бронзовых фигурок появляется оружие (палаш с кольцевым навершием), которое становится обычным атрибутом изображений Мир-сусне-хума. VI-VIII вв. Среднее Приобье. НГКМ
	Рис. 4. Луки собирались из нескольких, тщательно подогнанных друг к другу, деревянных частей. Как правило, кибить состояла из двух склеенных между собой плашек —шириной в районе плеч примерно 4 сантиметра. Верхняя плашка представляла собой сильно уплощённый сегмент, нижняя была слегка выпуклой. Между собой они склеивались таким образом, что в сечении плечи лука выглядели как асимметричный эллипс или полуовал. В центральной части кибити выстругивался перехват под руку. В отдельных случаях там же фиксировалась усиливающая деревянная надставка. Концы лука  вырезались из отдельных кусочков дерева (длиной примерно 20 сантиметров) и вклеивались между планками кибити под некоторым углом к ней. Древесина подбиралась так, чтобы годичные кольца соответствовали внешнему закруглённому профилю выстругиваемой планки.
Рис. 5. Гибало для обработки кибити лука. Это приспособление применялось так: на стержни, помещенные внизу, опиралась центральная часть заготовки кибити (будущая рукоять). Концы ее отжимались кверху, и под них в соответствующие отверстия вставлялись другие стержни. Через некоторое время планку снимали, разогревали над огнём, пропитывали смолами и вновь изгибали — на этот раз концы ей приподнимали чуть выше и опирали на колышки, вставленные в следующие отверстия. И так до тех пор, пока основа лука не приобретала необходимуюформу. Выгиб делался в противоположную от тетивы сторону. Рис. 6. Деревянный врезной конец лука. Прежде места соединения таких деталей с кибитью укреплялись с боков роговыми фиксирующими накладками. Теперь рационально продуманное ступенчатое сочленение позволяет избежать столь громоздкой конструкции. Дополнительная обмотка приострённого окончания не дает самому концу лука провернуться и отделиться от кибити при натяжении тетивы. МАЭС ТГУ.
	Рис. 7, а —г. Изготовление оперения начиналось с того, что стержень пера разделялся на части. Затем с них сдиралось опахало вместе с тонкой полоской корешка. Полученные «флажки» наклеивались на древко так, чтобы изгиб пера был направлен в одну сторону (г). Древко стрелы под самым ушком плотно обматывалось тонкой нитью, которая не только зажимала кончики «флажка», но и предохраняла древко от разрушения ударами тетивы (а, б). Трещина от таких ударов хорошо заметна у древка без оперения и обмотки (в). а, б, в- МА ИАЭТ СО РАН; г - схема изготовления оперения.
	Рис. 8. Во второй половине 1-го тыс. у таёжников (как и во всем тюркском мире) были популярны трёхлопастные проникатели среди которых все еще встречаются ярусные. По сравнению с образцами гунно-сарматского времени, они гораздо больших размеров. Ближе к концу 1-го тыс. распространяются трёхгранно-трехлопастные наконечники с массивным острием и маленькими лопастями — в первые века 2-го тыс. они быстро вытесняются плоскими аналогами. В монгольское время наконечники с лопастями — скорее, редкое исключение, нежели черта эпохи. Елыкаевский клад. Кемеровская область. МАЭС ТГУ.

Лук был основным оружием населения таёжной полосы. В отличие от образцов, распространённых в кочевой среде, таёжники метательное оружие целиком делали из дерева. Местные луки были значительных размеров. Длина кибити со снятой тетивой достигала 2 метров. Встречались изделия и меньших размеров в пределах 140 сантиметров.

Процесс изготовления подобного оружия подробно описан этнографами в конце XIX — начале XX века. Согласно этим описаниям, на нижнюю планку шла специально подобранная древесина тонкоствольной сосны или ели, а на верхнюю — берёза. Вся древесина подбиралась исключительно прямослойная и без сучков. Особые требования предъявлялись сосне — использовали только дерево, выросшее на опушке леса или на склоне оврага, обращенном к югу. Древесина такого дерева, постоянно находившегося на солнце, называлась «креневой» (или «кремлевой»). Она отличалась повышенной прочностью, потому что под тёплыми солнечными лучами хорошо пропитывалась смолой. Это имело большое значение. Внешняя и внутренняя стороны лука испытывают разные нагрузки. На внешнюю действуют силы растяжения, на внутреннюю — сжатия. Берёза, как очень пластичный материал, лучше работает снаружи, жёсткая и хрупкая сосна прекрасно сопротивляется сжатию.  

Из подходящего дерева вырубались заготовки до 2 метров длиной и 2—5 сантиметров толщиной. Концы лука делались из черёмухи. После просушки (в течение 3 дней) из болванки выстругивались основные детали, особо тщательно обрабатывались плоскости будущей клейки. Той части черёмухового конца, которую предлагалось поместить между плашками кибити, придавать форма клина. После этого на специальном гибале (гибалом называлась доска с рядами просверленных дырок, куда вставлялось несколько небольших деревянных стержней) выгибалась кремлевая часть будущего лука.

Клеем, сваренным из чешуи, жаберных крышек, плавиков, кишок и воздушных пузырей рыб, все детали лука среплялись между собой и стягивались саргой — тонким кедровым корнем. Для оклейки лука использовались вываренные внутренние слои бересты; в мокром состоянии их наклеивали на кибить со стороны спинки, образуя многослойное покрытие. Все стыковочные швы располагались изнутри, со стороны тетивы. Такая обработка была вызвана необходимостью защитить оружие от воздействия атмосферной влаги, при неправильном изготовлении способной существенно снизить (вплоть до полной потери) упругость лука. С другой стороны, берестяное покрытие предотвращало и чрезмерное высыхание древесины, делающее ее хрупкой. Наконец, ещё влажный лук заворачивали в тонкие деревянные стружки и сушили. Цельнодеревянный лук был достаточно мощным оружием, и стрелой, выпущенной из него, можно было, по свидетельству Григория Новицкого (автора «Краткого описания о народе остяцком...» начала XVIII века, первого этнографического исследования культуры и быта обских угров), «...и наикрепчайших зверев: медведя, лосей, оленей убивать».

Остяки — старое название обских угров — хантов и манси. Происходит от самоназвания Ас-ях — «человек с Большой реки». Ас-я — так называли угры реку Обь. Самоедами называли самодийские племена — например, ненцев. Остяко-самоеды — селькупы.

Тетива сплеталась из крапивного волокна и была на 25—30 см короче кибити. Несколько раз вымоченную в воде и вытянутую тетиву после сушки промазывали рыбьим клеем. Делали ее также из жильных нитей: их сначала попарно сплетали в шнуры, а затем скручивали. Тетиву тщательно полировали и уплотняли, несколько раз протягивая сквозь маленькое отверстие в деревянной чурке, потом на ее концах завязывали ушки и набрасывали на концы лука. Иногда готовую тетиву обматывали тонким ремешком или оклеивали берестой.

Остяцкий героический эпос, зарождение которого исследователи относят к концу 1-го тысячелетия, донес до нас живое и образное описание такого лука, последовательно перечисляя его составляющие: кремлевое дерево, «дубравные» березы, береста, клей, крапивная и шёлковая нить для тетивы. Как видно, здесь ни о каких костяных усиливающих деталях, подобных тем, что были у луков степных народов, речь не идет. И не потому, что таёжные аборигены не знали подобных конструкций. В археологических памятниках, относящихся к их культуре, изредка встречаются роговые концевые и срединные накладки. Просто местные изделия больше соответствовали таёжному климату.

Согласно сведениям средневековых арабских трактатов о лучной стрельбе, в районах с резкими температурными колебаниями получили распространение луки с широкими плечами и минимумом накладок, то есть практически цельно-деревянные. Таежная полоса Сибири с ее ярко выраженным континентальным климатом была таким районом. Ведь прочно склеить детали из разнородных материалов (даже особо качественным рыбьим клеем) всегда было делом нелёгким: дерево и рог по-разному реагируют на перепады температуры и влажности, по-разному меняются и их размеры под воздействием этих факторов.

«Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья». Автор: Александр Соловьев (кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института археологии и этнографии СОРАН); научный редактор: академик В.И. Молодин; художник: М.А. Лобырев. Новосибирск, 2003 г.